слова хороши внутри, а снаружи новорождённо требуют кислорода,
да только сколько внутри их не говори, магия совершается только в момент обретения контура и перехода
в озвученный мир.Мне хотелось сказать о постройке себя: что-то о камнях и кирпичах, что по сути почти песок или вовсе вода,
если мы вспомним о том, что она состоит из льда, или лёд из неё, что, в общем, не так уж важно.
Где-то между камнями растут цветы, что не то чтобы фантастично, но и на правду похоже мало,
(...)
но слабость не в этом, а в том, что я могу стоять на ногах, и в этом нет моей силы.
В этом просто умение, как умение сесть на шпагат после долгой растяжки.
(...)
Мне хотелось сказать, что я могу спать по ночам, спать и при этом не считать себя мёртвым,
мне трудно сказать о главном;
если в руки дают широкую кисть, то ты забудешь о том, что мог выводить тонким и острым пером,
или кончиком пальца,
- ты знаешь, я не могу отделаться от осознания того, сколько электричества в сползающей с плеча футболки с широким воротом,
мне нужно было так мало, -
Господи, я снова так далеко ушёл от себя, пытаясь к себе добежать же - я забыл, что я в множестве граней, что нет однозначного "да";
Мне хотелось сказать, что нет орущего маяка где-то внутри, но в пальцах течёт фантомный ток, тот, который от этой
треклятой сползающей майки, - Господи, если б насытиться впрок,
(...)
Мне хотелось сказать, что всё выглядеть вовсе должно не так, и иначе печататься,
- слова хороши внутри, а снаружи новорождённо требуют кислорода,
да только сколько внутри их ни говори, магия совершается только в момент обретения контура и перехода
в озвученный мир.
Мне хотелось сказать, что разбирать этот узел из цветных нитей с вкраплением проволоки или наоборот
(нет никакого смысла говорить о металле и забывать о шёлке);
разбирать этот узел наскучило, я хочу оставаться таким клубком,
без градаций, без овеществлений и бирками с нужностью.
Мне хотелось сказать, что в момент, когда я смог засыпать по ночам, я стал достаточно взрослым или отдельным,
или - какое слово для одиноких седин? - я получил вместе с этим право быть самым спутанным из клубков,
пока где-то внутри для каждой нитки (и проволоки) имеется слово.